Кажется, что сейчас зараженная территория находится в стороне и никому не мешает, но периодически она дает о себе знать и до сих пор заставляет многих переживать. Особенно тех, кто является ликвидатором той жуткой трагедии.

Александру Каштаевичу Кравцову через несколько месяцев исполнится 70 лет. А тогда, когда он стал ликвидатором, было 35. В Троицк он переехал в 1978 году, начинал службу с инспектора Госпожнадзора. В 1984-м пожарные части военизировали, и Кравцов был переведен старшим инженером в ПЧ-41.

– Наша часть была объектовой, поэтому станцию ГРЭС, что называется, знал досконально, – рассказал Александр Каштаевич. – Атомных станций в СССР было всего четыре, включая Чернобыльскую, но отличие между атомными и тепловыми были незначительные: у первых был реакторный зал, у вторых – котельный цех. Соответственно, мы могли нести службу и там, и там. В середине апреля 1986 года группу пожарных специалистов, охраняющих электростанции СССР, в том числе и меня, собрали со всего Союза для командировки именно на Чернобыльскую АЭС, для стажировки. Понимаете, что это было до аварии? Но что-то пошло не так, нам сказали, что в Чернобыль нам не нужно, и отправили на Курчатовскую АЭС, что в Курской области. Там за пять дней мы изучали правила поведения в зараженной зоне, работу приборов, замеряющих радиацию, средства индивидуальной защиты, планировку производственных цехов. То есть, это была обычная командировка. А потом оказалось, что очень нужная. Многие после аварии говорили, мол, что мы ничего не знали и не умели – чушь полная, это наша работа!

Спустя год после катастрофы в Припяти, в 1987-ом, капитана Кравцова оповестили, что едет в Чернобыль. Он задал вопрос: а если откажусь? (тогда дочке еще не исполнился даже годик, за нее переживал, – прим.авт.). И получил емкий ответ: «Сдавайте удостоверение. Вы больше не в системе».

– Это была уже зона отчуждения, – продолжил Кравцов. – Мы жили в самом Чернобыле, в общежитии, за 18 километров от станции. Обычных жителей уже нигде не было, только ликвидаторы и люди, причастные к этим событиям. Наша задача – не допустить пожара при выполнении разного рода работ, в том числе авральных. Задача самых первых ликвидаторов – заглушить реактор, откачать воду из резервуара, вывезти грунт и поставить саркофаг. Когда прибыла наша группа, которую все называли московской, саркофаг уже практически был готов.

Как рассказал Александр Каштаевич, в общежитие в Чернобыле он прибыл с коллегами около четырех часов утра, но никто из сменщиков не спал – отработавшие вахту на станции люди ликовали, что скоро уедут из Чернобыля. Были среди них и те, с кем встречался годом ранее на Курчатовской станции. Они делились впечатлениями, отдали свои бушлаты и крутки. Утром, после завтрака, выехали в расположение пожарной части, прошли инструктаж и медпроцедуры. Как они одевались? Респираторы, перчатки, шапочки; на нательное белье – костюмы светлых тонов и такая же светлая обувь. Все одноразовое, сразу же утилизировалось.

А. К. Кравцов, 1987 г

После смены тщательно мылись в душе и выходили через санпропускник в «чистую» зону. На пути стояли рамки-искатели, если плохо отмылся, прибор звенел, можно было узнать, где на тебе осталась радиация. Каждая смена – с 8 до 17 часов, без выходных. И так целый месяц. Родные не знали, что с ним, как он – на переговорный пункт собирались ликвидаторы со всего Союза, связь была плохая, до Кравцова очередь дошла на 18-20-день – он смог дозвониться до пожарной части. Мол, жив, здоров, несу службу. Оказывается, его… потеряли, он, как говорится, в списках не значился. Это было досадной оплошностью, которую вскоре исправили. Был ли страх там, в Чернобыле?

– Изначально было смятение то того, что произошла невероятная трагедия, и ты здесь, на этом самом месте, – поделился ликвидатор. – А еще переживание за своих самых близких: что будет с ними, если моя командировка окажется с последствиями для здоровья? Через меня проходило много «партизан» – это призванные через военкоматы люди, военнобязанные, – вот в их глазах читался неподдельный страх, почти все они были семейными. Я проводил инструктажи с «новобранцами», очень жесткая была дисциплина. Дней через пять такой работы наступила адаптация – уже видишь, что зеленеет травка, на деревьях распускаются листочки, чирикают редкие воробьи… Может быть, все не так страшно? Тем более, что ты не видишь своего врага – радиацию. На станции были дозиметристы, говорили, куда можно идти, а куда нельзя – они точно знали, где есть очаги радиации.

Ликвидаторов кормили, как на убой: мясо, фрукты, шоколад. Объясняли, что усиленное питание способствует нормальному обмену веществ. Спиртное не давали, но добыть его можно было. Хотя какая выпивка, если в 5.30 подъем? Воды почти не было, только соки большими банками и ящиками. И обязательно в столовой давали йодную таблетку величиной с пятак. Она многим так надоела, что в цветочном горшке возле столовой их скопилась целая куча! Но Кравцов четко выполнял все предписания и проходил медосмотры. К примеру, только кровь из вены брали раз в пять дней, не считая остальных множественных процедур. По прошествии времени сообщили, что радиации в нем почти нет. А может, просто, чтобы успокоить?
– Не знаю. Но чувствовал и чувствую себя нормально, – ответил Александр Каштаевич. – Я всегда стремился к работе, поэтому и там, в Чернобыле, честно и добросовестно выполнял свой долг. Даже победителем соцсоревнования меня признали, грамоту дали, но какое там соревнование? Главное было пожаров не допустить, так как радиоактивные частицы опять могли распылиться вместе с дымом на многие километры! Мы же знали, к чему может привести пожар. Да и видели: идешь по улице, а там в окошках домов цветы в горшочках цветут, одежка детская на веревках висит, порванный резиновый мячик валяется… На крышах многих домов – огромные гнезда, а аистов в них нет. Видел безногого петуха, которому умельцы смастерили протезы… Как-то нас водитель автобуса вывез в лес на экскурсию, и мы увидели рыжий лес: зелень, выгоревшую от радиации. Щемящее чувство.

Через месяц вахты в Чернобыле Кравцов поехал домой. Дорога была через Киев, оставалось время на прогулку по городу. Идя по Крещатику, он вдруг осознал, что как будто потерялся. Придя в себя, понял, что это от большого напряжения.

За работу в зоне отчуждения Александр Каштаевич получил 15-дневнй отпуск, доплату в размере трех окладов, медаль «За спасения погибавших» и удостоверение ликвидатора, которое давало ему право на ежегодное лечение в санатории. Но в 90-х как-то все поменялось, за путевку и дорогу нужно было платить самому, а потом долго ждать возврата. Но Кравцов ни о чем никогда не жалел и не сомневался, ведь он с честью выполнил свой долг! В 1991 году его назначили начальником ПЧ-41, через три года получил звание подполковника. В 1999-м снял погоны, но еще 10 лет трудился инспектором пожарной профилактики в п. ГРЭС, затем в управлении ГО и ЧС и ОП-232. Сейчас он всего себя всецело отдает внукам.

– Станция мне иногда снилась, – сказал напоследок Александр Каштаевич Кравцов. – Своей громадой и недымящими трубками. Я всегда так рассуждаю, возвращаясь откуда-то домой: «Мои родные трубы Троицкой ГРЭС дымят, значит, все хорошо». И пусть всегда будет хорошо у всех людей и моих любимых трех внучек и внука, для которых я живу и даже пишу стихи. Пусть больше никогда такое не повторится! 

«Московская» группа

Елена ВЕРШИНИНА