Сама я ничего не помню. Знаю только, что у моего отца были еще два брата. Они оба воевали, а потом погибли. Отец мой был инвалидом, он хромал, и на фронт его не взяли.

Когда Красная Армия стала освобождать Смоленск и шла к Белоруссии, оккупанты просто озверели. По рассказам моей мамы, они собрали всех мужиков – старых, больных, кто был в деревне, и заперли их в амбаре на окраине. Утром женщины пошли туда и увидели, что амбар пуст. Как оказалось, всех мужчин угнали в сторону Белоруссии – копать оборонительные траншеи, ведь наша армия наступала и вот-вот должна была освободить и эти места. Бабушка с дедушкой и моя мама ждали, когда отец вернется. Но он, как и некоторые другие, домой не вернулся. Односельчанин, которому посчастливилось остаться в живых и вернуться, рассказал, что отец заболел по дороге, и фашисты его пристрелили. И случилось это где-то в населенном пункте Горки.

От отца у меня не осталось и фотографии. Но он навсегда остался в моем сердце. И все последующие годы я думала о нем, о своей родине. Только потом я поняла, почему моя бабушка так сильно плакала по ночам – война забрала у нее всех троих сыновей, в числе которых и был мой отец, Михаил.

После войны на Смоленщине было очень голодно. Мы выходили в поле, собирали остатки мороженой картошки и делали из нее что-то наподобие хлеба. Потом родственники позвали нас с мамой переехать к ним на Урал. Мне было 12 лет. Во время этого переезда, на вокзале, дядя купил нам с сестрой по белому батону и стакану киселя. Вкуснее этого я на тот момент ничего в жизни не знала. Ведь ни разу не пробовала белый хлеб, впервые его увидела. Так я оказалась на Урале, в Троицке.

... Только через 60 лет, вновь оказавшись на родине, я узнала, что это за Горки и где они находятся. Деревня наша поросла лесом и исчезла со всех карт. Давно уже нет моих бабушки и дедушки. Но я нашла там своих родных, о существовании которых даже не подозревала.

Фото из семейного архива Л. М. Мушкадиновой
Работала с архивом: Наталья Сорока